История советской литературы
Застолье продолжалось до рассвета.
Поддавшись общему пафосу пожеланий самого невозможного и несбыточного, Борис Ручьев неожиданно заявил:
– Ребята! Если бы я был председателем совнаркома, я бы Васю сделал наркомом обороны, Колю – наркомом иностранных дел, Серегу – наркомом просвещения…
И так он распределил все «портфели» в своем «кабинете».
Тут Борис Александрович улыбнулся: – Кому-то не понравился, видимо, портфель, потому что на следующую ночь за мной пришли. Следователь, которому меня передали, сказал, что на меня поступило сообщение, а вообще-то проще было сказать – донос, в котором говорится, что в Магнитогорске в ночь с такого-то на такое Борис Ручьев формировал новое правительство страны.
Естественно я ему все популярно объяснил. Это не что иное, как чепуха, мальчишеская шалость и, если хотите, поэтическая блажь.
– Почему же вы, поэт, не о женщинах, не о стихах или еще о чем-то подобном не говорили? – резонно спросил следователь.
– Помню, я ему сказал, что ответить на этот вопрос не могу. Потому как блажь, она и есть блажь.
Она-то и стоила мне десяти лет лагерей.
– А ведь вы еще находились в лагере семь лет?!
– Да. Был еще один срок. Но то уже по другому оскорбительному доносу и потому не очень-то интересному. Словом, и смех и грех…
Борис Александрович смахнул с лица набежавшую тень и поднял рюмку:
– За нас, за дам, но не за «портфели»…70Во время одной из писательских поездок произошел такой случай.