Роберт Рождественский. «Хочу, чтоб в прижизненной теореме…»
* * *
Хочу, чтоб в прижизненной теореме
доказано было
судьбой и строкою:
я жил в эту пору.
Жил в это время.
В это.
А не в какое другое.
Всходили знамена его и знаменья.
Пылали проклятья его и скрижали…
Наверно,
мы все-таки что-то сумели.
Наверно,
мы все-таки что-то сказали…
Проходит по ельнику зыбь ветровая…
А память,
людей оставляя в покое,
рубцуясь
и вроде бы заживая, —
болит к непогоде,
болит к непогоде.
* * *
Я спокоен, я иду своей дорогой.
Не пою, что завтра будет веселей.
Я – суровый,
я – суровый,
я суровый.
Улыбаешься в ответ:
а я – сирень.
Застываю рядом с мраморной колонной,
Удивляюсь, почему не убежал.
Я – холодный,
я – холодный,
я – холодный.
Улыбаешься в ответ:
а я – пожар.
Я считаю перебранку бесполезной.
Всё в порядке, пусть любовь повременит.
Я – железный.
Я – железный.
Я – железный!
Улыбаешься в ответ:
а я – магнит.
* * *
Надо верить в обычное.
Надо рассчитывать
здраво.
У поэтов
с убийцами,
в сущности,
равная слава.
Кто в веках уцелел?
Разберись
в наслоенье мотивов!..
Мы не помним
царей.
Помним:
были Дантес и Мартынов.
Бесшабашные,
нервные,
святые «блюстители долга».
Ну подумаешь,
невидаль:
однажды вспылили —
и только!
За могильной оградою
все обвиненья
напрасны...
Пахнут
их
биографии
лишь
типографскою
краской.
Вот они на портретах
с улыбками благопристойными.
Так что цельтесь
в поэтов —
и вы попадете
в историю!
* * *
Пишите о главном,
пишите
о главном!
О главном!
На мелочь ни часа не тратьте...
Пусть кровь
запульсирует в слове багряном
и очень горячими
станут тетради.
Пишите о главном!
Решитесь.
Посмейте.
Прислушайтесь
к сердцу
и с трусостью
сладьте.
Пишите о гордом!
О жизни и смерти.
О зле.
О любви.
О победе и славе.
Не нам
немудрёное дело постигнуть -
быть гордостью баров,
богами гостиных,
где модному вздоху
спешат удивиться
жеманно повизгивающие девицы...
Не нам
пустячками обманывать время!
Не нам
красоваться в дарёных ливреях!
Подачками барскими
хвастать умильно...
Пишите о главном,
хозяева мира!
